Манфред – признанный невежда. Когда я обсуждал с ним то, какую невероятную всемирную готовность помочь вызвало землетрясение в Иране, жертвами которого стали около 50000 человек, в то время как число погибших в Конго за последние 12 лет в ходе гражданской войны составило около 6 миллионов человек, причем мало кто во всем мире знал об этом: средства массовой информации мало что сообщали, он – честный глава семейства, отец 3-х маленьких детей – лишь пожал плечами. «Там нельзя ничего поделать. Землетрясения мы, люди, все равно вряд ли можем предсказать и предотвратить». И даже мое утверждение о том, что существует же разница между явлением природы, случившимся в Иране, и гражданской войной, спровоцированной людьми и мотивированной их глупостью и алчностью, не смогло расшевелить Манфреда. «Они там на юге и в ближайшие 100 лет не справятся со своими многочисленными племенами, со свирепствующей бедностью, с высокими темпами воспроизводства населения при отсутствии какой-либо промышленности и избытке сырья, которое они не могут добывать самостоятельно и потому отдают его индустриальным странам. Поэтому они становятся жертвами лучше вооруженных и потому более сильных стран, на чем в конце концов наживаются их князья и политики, коррумпированные Западом». И даже мое указание на то, что обуздать поведение политиков во власти населения, что нельзя поставить социальный ангажемент лишь на службу собственной коммуне или удобно устроиться на попечении государства, никак не повлияло на Манфреда: “Народ, и я не исключаю себя, слишком занят собственной жизнью, сохранением рабочего места и проблемами повседневности, чтобы суметь включиться в события, происходящие на более высоком уровне, да еще и эффективно действовать”, – объяснил он мне лаконично.
Манфреду 42 года, у него трое детей от двух браков и он вполне доволен своей работой в крупном мюнхенском концерне. Когда-нибудь – и в этом он – единственный сын – может быть уверен – он унаследует родительское состояние в 200.000 Евро. До выхода на пенсию ему еще удастся стать руководителем главного отдела, и тогда ему светят помимо государственной пенсии, по поводу постоянного обесценивания которой Манфред не предается иллюзиям, еще и две производственные пенсии по старости. Этого должно, так рассчитал мне Манфред, хватить для поддержания его жизненного уровня. Наряду с этим он ежегодно вносит пожертвования в крупную организацию помощи детям, хотя знает, что около 85% из этой суммы течет в карманы администрации, и постоянно всплывает наружу то одно, то другое «коррумпированное свинство». Манфред является членом правления спортивного общества, двое его детей уже посещают гимназию, и что они будут изучать, зависит от того, какая рабочая сила будет необходима и какие профессиональные шансы будут предоставлены.
“Для всего этого я честно трудился. Я никогда не был безработным и поэтому не должен себя чувствовать тунеядцем. Мои следующие 35 лет спланированы наилучшим образом. А думать о чем-то сверх того у меня нет ни возможностей, ни времени, ни нервов. Для этого есть политики, для этого дела мой характер не годится, в происходящее там наверху свинство я не вмешиваюсь”. Когда же я использовал последний довод, чтобы разрушить убежденность Манфреда, и спросил его, что бы было и как бы, может быть, по-другому он размышлял, если бы он родился не сыном своих родителей и не в Баварии, а где-нибудь в Перу, в Конго или в мусульманском Иране, он почти рассердился: “Я должен этого стыдиться? Конечно, я рад этому, но тогда ты мог бы меня спросить, что было, если бы я родился гусем, и мне бы свернули шею на рождество”.
Таких Манфредов много, и приведенная выше аргументация знакома каждому читателю – вероятно, она является наиболее используемой. Нам нечем возразить на то, что горизонт большинства людей действительно охватывает только короткие временные промежутки; прошлое с его как положительными, так и отрицательными срезами теряет с течением времени свое соотношение с реальностью. Плохие переживания либо существенно теряют свою серьезность, либо сознательно вытесняются; собственные достижения прибавляют в весе – чем дальше в прошлом они случились, тем значительней. Будущее ограничивается для большинства людей лишь временными отрезками в несколько часов или дней, предсказывается определенными временными моментами, как то днями рождениями, отпусками, окончанием школы детьми или их свадьбой, юбилеями, повышениями по службе, экзаменами или выходом на пенсию. Лишь немногие составляют планы на будущее, которые они потом – сравните с предпринимателем, который отшлифовывает постоянное развитие своей фирмы, – подвергают исправлениям, воздействиям возникающих идей, стремясь к их осуществлению. Все отрегулировано, а что касается непредвиденных событий – следует соответственно на них реагировать. О том, что мы сами можем и должны взять судьбу в свои руки, многие люди не считают нужным даже задуматься. И хотя они не совсем довольны тем, как все происходит, они научились мириться, надеются на то, что по возможности будет лучше, и что у других все значительно хуже. Время от времени они внимают сообщениям СМИ об ужасных событиях – чем отдаленнее, тем меньше страх, – и некоторые сенсации преследуются тогда с абстрактным интересом и любопытством, сопровождаемым сожалением. Но внутреннее отношение, неустанно мучающая мысль о том, насколько они сами – те, которых напрямую это не коснулось, – несут ответственность за то, что происходит на успокаивающем расстоянии, не возникает, не приходит на ум.
Мысль о том, что это может коснуться внезапно и непосредственно нас, наших детей или близких нам людей, что мы сами можем очутиться в центре подобных событий, достигает разума лишь немногих людей. То, что миллионная армия бегущих из своих стран африканцев, людей с Ближнего Востока или из Латинской Америки, преследуемых по расистским или этническим причинам, может обрушится на массы благополучных стран Европы и значительно повлиять на их социумы и жизненные условия, находится вне горизонта мышления большинства европейцев, и прежде всего, большинства живущих в якобы защищенном центре Европы немцев. О том, что в отпуске, в самолетах или на кораблях, в отелях или при посещении известных достопримечательностей мы можем внезапно стать жертвами обезумевших людей, которые видят в подобных действиях единственную возможность привлечь внимание к условиям в своей стране или проявить вдолбленную им идеологию, об этом мы, благополучные немцы, думаем лишь в теоретически абстрактной форме. Вопрос о том, может ли являться задачей немецких солдат защищать воображаемую, превознесенную над всеми Европу в какой-либо стране мира, встает перед нами серьезно лишь тогда, когда наших собственных сыновей отправляют в подобную горячую точку.
Конечно, мы приходим в ярость, когда абсолютно некомпетентные политики, лишенные какого-либо профессионализма, опыта и др. предпосылок, вознаграждаются как государственные деятели несоизмеримо высоко и получают прямо-таки бесстыдный пансион; в то же время мы чествуем и преклоняемся перед знаменитыми спортсменами, которые загребают себе в карман гораздо большие суммы, чем зарплаты политиков, за то, что бьют по мячу или мнут друг другу лицо. Мы смеемся над (не)христианско– (не)социальными, (не)демократичными политиками и при этом чувствуем себя польщенными, если один из этих дураков пожимает нам руку или цепляет на грудь Крест за заслуги перед Федеративной Республикой Германия.
Фиксация на Здесь, Сегодня и Сейчас, незначительная готовность планировать собственную жизнь как предприниматель – при одновременной готовности предпринимать изменения тогда и там, где это полезно, рационально и уместно – все больше утрачивается нами: подумайте о непомерно возросших технических возможностях, которые нам сейчас предоставлены. Но именно из-за этого обстоятельства, из-за становящейся все более незначительной готовности отдельного человека планировать свою собственную жизнь мы попадаем в реактивную зависимость. Именно эта несоотнесенность с развитием вперед, с планированием и формированием нашей собственной жизни делает нас игрушками тех крупных организаций, которые преследуют один всем понятный интерес – сделать нас легко манипулируемыми марионетками своей эгоистичной политики власти. Сюда относятся партии и профсоюзы, религии и экономические концерны вместе с их подорганизациями, нормы и правила, законы, распоряжения и предписания, опутывающие нас. Мы сетуем и жалуемся на то, что должны платить налоги и сборы, но насколько высока готовность массы активно воспротивиться этому благодаря собственному участию?
Лишь на этом фоне министрам финансов, экономики, здравоохранения, социальным политикам удалось за последние 5 сроков – вопреки всем реалиям лишь силой своего поста – не только не содействовать преображению Германии в современное государство, но разорить и распотрошить ее. Ни один из пяти последних министров экономики не имел ни малейшего представления об экономико-политических взаимосвязях, лишь принадлежность к Свободной Демократической партии «квалифицировала» Банге-, Хауз-, Меллемана и Рексродта на их пост, подобным образом дело обстояло и с министрами здравоохранения и образования. Если бы разочарованные, ругающиеся граждане действительно хоть раз действовали бы последовательно и не являлись бы к избирательным урнам (и не только из-за хорошей погоды), это дало бы им право жаловаться. Еще лучше было, если бы граждане обстоятельно занялись не только актуальными перед выборами темами, но и личностями, болтающими об этом вздор, а затем – логически – отдали бы свои голоса альтернативными партиям или выразили бы на обратной стороне своих избирательных бюллетеней четкие требования, честный протест или собственное мнение.
Лишь на этом фоне разумно-эмоциональной воздержанности от всякой готовности формировать собственное будущее – собственного «добровольного» невзросления людей -можно понять, почему мы регулярно удивляемся действиям тех, кто берется управлять нами, сталкиваемся с их последствиями как налогоплательщики.
Горизонт нашего планирования охватывает обычно лишь несколько дней и недель, в крайнем случае, месяцев. С одной стороны, здесь сказываются параметры воспитания и, чаще всего, отсутствие примеров для подражания из нашего предыдущего поколения, с другой -взгляд большинства людей ограничился на собственных жизненных планах. Мало кому из людей ясно, что его сегодняшнее действие (или бездействие) также определяет происходщее в этой стране (и вне ее) в ближайшие 100 или 500 лет – будь даже его вклад еще совсем маленьким и якобы незначительным.
Мы читаем и изучаем то, что и какие коррифеи мировой истории, какие исследователи и изобретатели сделали 50 или 100 лет назад. Сознавал ли Луис Пастер (1865) те последствия, которые будут иметь его антисептический метод нагревания для будущего человечества? Думал ли Питиас фон Массилиа в 4 в. до р.х. действительно лишь о том, чтобы дать возможность морякам Марселя определять географическое положение через измерение высоты солнца при расчете приливов и отливов океана? Или Моритц фон Швиндт рисовал в 19 в. только лишь с целью стать профессором Академии в Мюнхене? Во всех областях науки и искусства речь идет о выдающихся мужчинах и женщинах последних 7 тысячелетий, определявших историю человечества, участвовавших в ее развитии. При этом мы забываем о том, что каждый человек – сознательно или нет – участвует в развитии и ходе истории, является частью эволюционного целого. Но лишь немногим известно, что и несколько наши собственные действия определяют и формируют не только жизнь нашего непосредственного окружения, семьи, предприятия и общины. Факт, что лишь несколько из 60 миллионов людей, до сегодняшнего дня населявших эту планету, оставили потомкам значимое наследие, ничего не меняет.
| «Ожидать от естественных наук решения мировой загадки я считаю явлением индивидуального и исторического полового созревания. Важно было бы объединить объективное научное познание и цель социальной революции с сохранением человеческого индивидуума в его своеобразии и его историческом значении. Не экономические закономерности и не массы определяют ход истории, а способные к критическому мышлению человеческие индивиды, т.е. интеллектуальная элита».
Т.Л Лавров (1823-1900) |
Желаем ли мы признавать это или нет: наше действие, как наше бездействие – в качестве непосредственно пострадавшего или в качестве осознанно и активно участвующего современника – оказывает влияние на ход времени и развитие не только нашего человеческого рода, но и мира, в котором мы живем сегодня, в котором наши дети и внуки будут жить завтра и послезавтра. Речь идет не о том, чтобы обеспечить себе место в книгах по истории, а о том, чтобы развивать понимание того, что мы – нашей жизнью здесь и сейчас- определяем обстоятельства будущего.
Можно ли действительно позволить Манфредам сегодняшнего дня вышеописанное невежество?
Х.-В. Граф
Перевод с нем. М. Назаровой