Тот, кто попытается вникнуть в содержание этих двух понятий, очень быстро натолкнется на эмоциональные и интеллектуальные границы.
Лишь очень немногие другие слова удостаивались таких жарких споров и разнообразных интерпретаций – причем в течение столетий. Ладно, давайте и мы рискнем вступить в дискуссионное «логово льва».
От обоих понятий исходит вневременное очарование: кто не хочет быть богатым и свободным? Мы испытываем чувство зависти или восхищения по отношению к тем, кого мы считаем тем или другим – при этом тут же пытаясь объяснить самим себе, почти рефлекторно защищаясь, – почему те являются таковыми, а мы сами – нет.
Часто мы (почти облегченно) констатируем, что тот или иной современник, возможно, и богат, но вовсе не свободен (в значении «счастлив»), и каждому знакомы стереотипы о довольном крестьянине, пастухе или жителе Гаити, которых мы хотя и можем ошибочно назвать свободными, но уж никак не богатыми.
Существует ли вообще взаимосвязь между свободой и богатством?
Я еще слишком хорошо помню, каким богатым я, семилетний карапуз, чувствовал себя, когда впервые накопил столько монет, что смог обменять их на банкноту в 5 марок. Я испытывал гордость, ведь ради этого я часами укладывал друг на друга ящики с фруктами у лавочника-еврея за углом – за 25 пфеннигов в час, по субботам – за 50 пфеннигов.
Позже я использовал любую возможность, чтобы после школы, а порой даже вместо нее выполнять курьерские поручения, разносить газеты, выступать как певец, помогать на празднике весны, раздавать рекламные проспекты, выполнять разного рода работы на почте и работать разносчиком посылок, финансировать свои каникулы в качестве дежурного по пляжу, давать уроки игры на гитаре и заниматься репетиторством и мн.др.
За всей этой деятельностью стояло желание финансовым путем обеспечить себе богатство, свободу и независимость.
Однако за каждой достигнутой и осуществленной целью тут же возникало новое желание, которое мне хотелось реализовать и удовлетворить. При этом очень рано я познал: подарки никогда не воспринимались мною как истинное удовлетворение, поскольку за ними не стояло никакой работы, никаких стараний – наверно, следствие довольно ограниченных в экономическом плане условий, в которых я рос. Подаркам никогда не было присуще то волшебство приобретенной свободы, которое я всегда ощущал лишь тогда, когда достигал (финансовой) прибыли собственными усилиями. Хотя в детстве и юности я часто страдал из-за экономических ограничений, завистливо поглядывал на своих приятелей и одноклассников и роптал на судьбу, сегодня я благодарен за приобретенное тем самым познание, что богатство не может, в конце концов, отождествляться с деньгами, а свобода не имеет ничего общего с размером дохода или имеющегося состояния.
Тот, кто займется историей духа и философии последних 2500 лет, возможно, будет удивлен тому, какие странствия через века пережили именно эти два понятия, причем ни одному поэту и мыслителю так и не удалось вывести хоть какое-то общепринятое определение, которое бы принималось без сомнений и возражений.
Причина этого может заключаться, прежде всего, в том, что оба понятия не могут быть отнесены ни к одной политико-идеологической системе, измерены качественно или количественно и тем самым в конечном счете «исполнимы».
Если мы – совершенно в классическом ключе – определим свободу как отсутствие принуждений, то тут же возникает мысль о возможных случаях, когда в том, что один человек воспринимает как принуждение, другой не увидит и намека на него. Отсюда остается предположить и сделать вывод, что свобода не может быть ни определена предписаниями, ни гарантирована, как бы нам не обещали и не предлагали это политики, религии или реклама.
Нет, свобода основывается на очень индивидуальном МыслеЧувствовании, которое затем воплощается в соответствующих действиях. И даже принуждения, которым нас, по нашему мнению, подвергают, ограничивают нашу свободу лишь тогда и в той мере, в какой мы позволяем им воздействовать и овладевать нашим МыслеЧувствованием. Ни одному человеку не придет в голову идея считать себя несвободным и подвергаемым принуждениям из-за того, что он ежедневно «вынужден» дышать и спать, есть и пить.
Позвольте мне предложить Вам свое, очень личное определение свободы – так сказать актуальное состояние моего собственного познания:
Свободным является тот, кто в своем МыслеЧувствоДействии не позволяет никому и ничему заставить себя отказаться от своих этических принципов; он независим, не коррумпируем и аутентичен.
Но что общего все это имеет с богатством?
Итак, богатство не является вопросом размера дохода или состояния – без разницы, в какой форме.
И здесь я тоже хотел бы предложить Вам одно (мое очень личное) определение:
Богат тот, кто физически, интеллектуально и эмоционально проявляет высшую степень жизнерадостности, интереса и любопытства и способен наполнять этим время своей жизни.
Другими словами: чем больше интересов, тем интенсивнее мы можем – при полном задействовании нашего интеллекта, естественной эмоциональности и наших физических возможностей – использовать, проживать и переживать подаренные нам годы/десятилетия.
И здесь круг замыкается: чем свободней я становлюсь от экзогенных принуждений – не в последнюю очередь благодаря собственным стараниям и не позволяя, как бы удобно это ни было, одаривать и «покупать» себя, – тем беспечнее и свободнее я могу наполнять свое индивидуальное время всем тем многообразием, которое способна предложить наша жизнь, и наслаждаться им.
Таким образом, свобода и богатство – определяемые представленным выше образом – обуславливают друг друга и переплетаются. Свобода и богатство не нуждаются ни в политических рамках, ни в общественных условиях, а представляют собой скорее качественный и количественный результат собственного развития и отточенного формирования жизни. Таким образом, тот, кто надеется почувствовать себя богатым, достигнув определенного уровня доходов или состояния, или ждет, что политическая система и представляющая ее фигура предоставит ему свободу, не осознал, что мы сами – и только мы – должны взять на себя ответственность за развитие способности наслаждаться жизнью в богатстве и свободе.
Та или иная статья всегда может содержать в себе лишь ограниченное число изречений. Она – короче и выразительнее, чем книга – может и должна быть эссенцией индивидуальных размышлений.
Какие мысли и идеи, возражения и критику вызвала у Вас эта статья, мне неизвестно. Однако мне было бы очень интересно и любопытно узнать, как Вы воспринимаете эти суждения.
Х.-В. Граф
Перевод с нем. М. Назаровой