Обычно мы не особенно тщательно стремимся различать друзей по качеству. Хотя многие считают важным выразить отличие от «друзей» через такие понятия, как «знакомый», или «приятель», а какого-нибудь друга мы вообще украшаем словечком «добрый» или «очень / по-настоящему хороший» – выражение нашей близости! Однако, в конечном счете, с этим понятием и связанными с ним эмоциями, ожиданиями и функциональными элементами обращаются довольно путано.
Что же делает человека[1] другом – в отличие от знакомого/коллеги и т.д.? Действительно ли вечна «истинная дружба»? И где граница между «дружбой» и «любовью»?
Этимологически – сначала нам следует разобраться с этим – немецкое существительное Freund происходит от германского frei (средне-немецкое vriunt, готское frionds, английское friend, шведское frände – „родственник“). Следовательно, уже на языковом уровне в понятии друг речь идет о близких, хорошо знакомых людях, которые связаны друг с другом особым образом, добровольным соглашением, без взаимозависимых или взаимоподчиненных отношений[2].
Короче: В друге[3] можно предполагать близость, доверительность и чувство человеческой заинтересованности, которые в других случаях не всегда являются условием – прежде всего – на духовном и эмоциональном уровне. Здесь могут играть роль общие интересы, (спорт, времяпрепровождение, длительная географическая близость проживания и работы), в нее могут вылиться также и многолетние отношения (например, общее детство и школьные годы).
Еще теснее (или даже интимнее) качество дружбы характеризуется с помощью слова моя/мой, при этом в случае противоположного пола подразумевается и сексуальная близость, выражающаяся в притяжательном местоимении.
Кто является нашим другом?
Дружба не требует никакой ежедневности, постоянной близости и физического присутствия. Может быть, дружеские отношения и без того часто сохраняются больше на основе общих воспоминаний и переживаний, нежели по причине постоянной тщательно поддерживаемой (вплоть до судорожно требуемой) частоты контактов.
Настоящая дружба базируется на глубокой уверенности, духовной и эмоциональной и согревающе ощущаемой близости. С другой стороны, конечно, дружба, поддерживаемая и сохраняемая лишь на мысленном уровне, не особенно плодотворна.
Намного важней представляется мне действительная возможность иметь друга рядом в случае необходимости; знание о том, что можешь рассчитывать на друга/подругу, если собственные возможности на исходе, если находишься в растерянном и беспомощном состоянии, если печаль и боль грозят овладеть собственным мыслечувством. Иная дружба именно в такие моменты оказывалась тем, чем, пожалуй, является большая часть всех дружб в действительности – подчеркнуто целевым союзом, который при настоящих испытаниях на прочность часто неожиданно разваливается самым жалким образом. Именно тогда разочарование, которое мы, разумеется, чаще всего ставим в вину другой стороне, особенно велико, хотя мы – при условии честного самоанализа – должны раз-очаровать сами себя, поскольку ранее (более или менее добровольно) обманулись сами или позволили обмануть (очаровать) себя.
Ведь как соблазнительно собрать вокруг себя как можно больше людей, похвалу, признание, внимание, восхищение и любовь которых мы завоевываем тем, что принимаем участие в большой «игре в дружбу». Эта игра проходит по следующим правилам: высокая степень общих интересов и совпадающих точек зрения, как можно меньшие поля конфликтов и трений, мало возражений и сомнений, вместо этого люди имеют общее мнение, смотрят на то и это одинаково и с готовностью соглашаются друг с другом.
«Друзья» и друзья
Примечательно, что большинство людей боится конфликтов, они избегают столкновений и полемики, тем более, если их исход невозможно предвидеть. Результатом является своего рода молчаливая договоренность, признавать друг друга, терпеть (порой вообще лишь выносить) видение вещей, мнений и взглядов друг друга в той степени, в какой другой vice versa тоже готов к этому. Люди приписывают друг другу позицию на одинаковом уровне, хотя в отдельных областях признают совершенно расходящиеся преимущества (чем менее они важны, тем охотнее их признают). Напротив, честного мнения друг о друге по возможности избегают. В этом отношении название дружба (и взаимные уверения в ней) является больше негласным договором в смысле „пакта о ненападении“.
Именно эта „трусость перед другом“ является тем самым песком, на котором воздвигаются союзы по расчету, мнимые отношения, благодаря чему можно тактически хитроумно избежать противоречий и разбирательств, но все это – за счет честного взаимного участия и влияющего уже заранее обогащения. Какой друг будет, пожалуй, готов критически и действительно заинтересованно сопровождать того, кого он, однако, не рискнул бы критиковать, так как в результате этого он мог бы получить упрек или вообще прекращение этой «дружбы», или такая угроза, по меньшей мере, существует.
Это приводит к, может быть, несколько отрезвляющему выводу, что большинство дружб представляют собой прежде всего (и почти исключительно) стратегии по избежанию столкновений (дискуссий или полемики), но ни в коем случае не то, что они подразумевают. При таких обстоятельствах, пожалуй, не особенно честно навязывать друг другу обязательное установление контактов, на которые тратятся эмоции и время (даже если на этом прекрасно наживаются индустрия по производству подарков к Рождеству и на день рождения, как и общества телефонной связи). Не полезнее ли и, тем самым, не достойнее ли при таких обстоятельствах честные противники и даже враги? Они, по крайней мере, сохраняют в нас бдительность, совершенствуют наши поступки и действия благодаря конфронтации, от которой они не уклоняются и которой они не боятся, руководствуясь нечестными мотивами.
Честные враги – на вес золота
Как ни кажется это на первый взгляд противоречащим здравому смыслу, нам следует больше прислушиваться к нашим противникам и относиться к ним с уважением, вместо того чтобы пренебрежительно игнорировать их, и меньше стремиться к аплодисментам и согласию тех, кто по довольно легко понятным причинам стремится сохранить к нам мнимую «дружбу». Это утверждение не имеет никакого отношения к известной милой христианской «вести»: что нужно «возлюбить врага своего». Это, скорее, акт честного отношения к себе самому (и окружающим), к избегающему иллюзий разуму и реально переживаемой практике вместо ханжеской прагматики[4]. В конечном счете здесь проявляется аутентичная суверенность – по моему мнению, основание для того, чтобы называть себя честным другом. Это, среди прочего, проявляется в том, чтобы помогать другу в качестве думающего и чувствующего вместе с ним критика, не уклоняться и не молчать соглашательски, когда тому угрожает опасность заблуждения или он готов убежать. Для этого необходимо мужество, сознание ответственности и очень похожая на любовь симпатия, без которой о дружбе лучше не стоит говорить.
Дружба, подобно любви – драгоценный «дар на время», оказаться достойным которого порой очень трудно. Кто и вправду пошел бы за нас в огонь (а мы – за него/нее)?
Фальшивые друзья – это лом на верстаке нашей жизни. Истинные друзья, напротив, – на вес платины – и поэтому так редки.
Перевод с немецкого И.В.Родзиной
[1] Сюда следует включить и особ женского пола, хотя, если бы автором была бы женщина, в отношении нижеследующих мыслей, наверное, обнаружились бы другие, частично противоположные наблюдения и соображения.
[2] В отношении русского слова друг: согласно Далю, от слова «другой», в значении «такой же». Дружба, по Далю, – взаимная привязанность двух или более людей, тесная связь их; в добром смысле: стойкая приязнь, основанная на любви и уважении; в дурном смысле: тесная связь, основанная на взаимной выгоде. (прим. переводчика)
[3] Любопытно, что слово того же корня имеется и в языках народов Прибалтики: латышск. dráugs „друг, приятель“, литовск. drauge „вместе, сообща“. (прим. переводчика)
[4] См. статью «Суверенность как жизненная максима», DBSFS, Мюнхен, 2000